|
«Мажорская у него всё-таки физиономия», - произнесла вдруг знакомая герла, глядя на висящий у меня на стене большой фотопортрет Джтма Моррисона. Открыл я было рот, дабы праведно возмутиться, да призадумался, пригляделся и рот закрыл обратно. Действительно – ухоженное, чуть не лоснящееся лицо с дежурным смайлом, тщательно ухоженные волосы умеренной длины, попсовая кожаная куртка, связка колец (явно не железных) на шейной цепочке, какие-то роскошные портьеры на заднем плане... В наше время такого персонажа я бы и сам без тени сомнения определил как можора, самодовольного нувориша. Может быть дело в том, что американцы нас элементарно богаче, благополучнее? Однако, полюбовавшись на рекламные картинки в заокеанских музыкальных изданиях и ознакомившись (хотя бы поверхностно) с американской «альтернативной» прессой, приходишь к выводу, что дело совсем в другом. Как справедливо отмечал в предыдущем номере Н. Сосновский P.S. «...в субкультуре главное не концентрация, а сила косвенного воздействия. Самое существенное, что в итоге остаётся от неё, всегда происходит не в самом центре, среди идущих до конца, а около, среди «сочувствующих». Потому, что их в сотни раз больше. Потому, что мир в основном состоит из тех, кто зовётся у нас в народе «хлебным хайром» или «клюхами». Может тем он и держится» (см. «Забриски Rider», стр. 103). Так вот, «сила косвенного воздействия» субкультур 60х (я намеренно не говорю «культуры хиппи») на американское общество была такова, что в какой-то момент и полисмены отпустили хайры. А имидж нонконформиста стал не только популярным, но и морально положительным, чуть ли не единственно правильным (впрочем, начало этому положили ещё папаши-битнички). Этакая новая воплощённая американская мечта – «Харлей», драные джинсы (указана цена), футболка с жуткой харей, тёмные узкие очки – ты рождён быть диким, свободным и одиноким. Вместе с нами. Поэтому, покупай то-то и то-то. Но только у нас! Парфюмерная фирма «Племя» призывает «примкнуть к восстанию». Настоящие хипстеры пьют только вот это вот пиво. В том же номере – подробные инструкции, как покоцать довольно-таки дорогие шмотки (джинсы, кожанки, сапоги, рубашки), чтобы выглядеть вполне и вваще, крутым и непростым. (А мы-то, лапти серые, в 60-70е своим умом доходили...). Я, между прочим, прикинул хвост к носу – такой драный прикид немногим более пары штук долларов обойдётся (аежели с мотоциклетной курткой а ля Марлон Брандо, то прибавьте 5 штук). Итак, будь с нами, «примкни, настройся, включись» (Т.Лири), а уж мы тебя напоим-накормим, оденем-обуем, музон в ухи сунем, да на байк посадим. Только торопись раскошелиться, а то ведь нонконформизм не стоит на месте, завтра будут другие приколы и по другой цене.. Некто Пол Рудник в журнале "Spy" пишет: «И герой Марлона Брандо (в фильме «The Wild One» - прим. автора), и хиппи-мотоциклисты, (см. «Easy Rider») были изгоями, но они были ещё не совершенными бунтарями, так как в действительности не могли за счёт бунтарства обеспечить себе материальное благополучие. Это очевидный недостаток был исправлен появлением такой роли, как рок-звезда, позволивший бунтарю, наконец, откусить свой сладкий ломоть американской мечты. Рок-звезда – это просто бунтарство как форма предпринимательства» 1. Помните, как в 70-80е годы совковая пресса пичкала нас телегами об использовании рок-музыки «буржуазным обществом потребления», о «коммерциализации музыки бунта» и прочая, и прочая, а мы себе лишь в хайры посмеивались? Так вот, пипл, это – правда (торжественное открытие Америки), да не могло быть иначе, если мозгами пораскинуть. Конечно, не всей рок-культуры это касается, но речь сейчас не о деталях, а об общих тенденциях. Конечно, радикальные команды, типа «Fungo Mungo» или «The Ween» всю эту назойливую рекламу, не менее назойливую телепропаганду религии (в её опошленных и обмирщённых формах), засилье порнографии и другие прелести американского образа жизни бичуют гнусными «факами» и «шитами», только крупным корпорациям это дело, как говорится, пополам: «Покупайте новый компакт-диск “Fungo Mungo”, они крутые нонконформисты и грибочки хавают (только тс-с-с!)». Пережевали с успехом. Нонконформистские настроения выгодны производителям самых разнообразных товаров тем, что «радикально настроенная» публика не делает ни в чём стоять на месте. Как считает американский журналист T.C.Frank, «Шестидесятые годы были прежде всего временем экспериментирования с образом жизни. Поскольку установленные образцы установленные образцы восприятия мира были скомпрометированы, юные бунтари были свободны в самоидентификации, в выборе образа жизни и внешнего облика. Этот выбор зачастую оказывался не более устойчивым, чем хиты в “Top 40”, и поэтому шестидесятые стали для производителей товаров осуществлённой мечтой, так как каждая смена имиджа, каждая новая фраза бунта требовали основательной прогулки по магазинам. Да, шестидесятники протестовали против истеблишмента с его «традиционными ценностями», но в большинстве своём протестовали лишь потому, что не желали связывать себя каким-либо определённым самоощущением или имиджем. Они попеременно становились рокерами, модами, детьми цветов, изи-райдерами (sic!), предавались медитации, революции, возвращались «назад-к-природе», и всё это в довольно быстрой последовательности...». С тех пор американец постоянно стремится быть хоть на шал впереди «проклятого конформизма», а приводит сие, по мысли Франка, к ещё более интенсивной «крысиной гонке» 2. По словам Пола Рудника, хипстер стал центральным символом системы, которую он собирался ниспровергнуть, и в современной Америке бунтовать остаётся только против бунтарей. «Подлинный бунт включает в себя значительный риск и даёт мало надежд на личную выгоду. Подлинный бунт предполагает очень ограниченную известность и, прямо скажем, немного коммерческих возможностей. Никто не хочет одеваться, как Салман Рушди (даже если бы было известно, что он носит). Возможно, Рушди и непреднамеренный бунтарь, но он умудрился привести в ярость хорошо вооружённую мировую религию. Китайские студенты, погибшие на площади Тянь Ань Мынь, заставляют вспомнить подлинных американских бунтовщиков времён Войны за независимость (да ещё много кого, что за американизм? – прим. астора)... Подлинные бунтари часто практически анонимны» 3. Вспомнив, что эссеры-боевики в начале века не открывали своих настоящих имён следствию и их часто хоронили безымянными после совершения террористического акта (а потом обозвали их именами массу улиц в Санкт-Петербурге, лишённом своего имени). Другой американский автор C. Carr в журнале «Вилледж Войс» (выходящим где-нибудь в самой Ист-Вилледж, цитадели нью-йоркской богемы) утверждает, что «богемный образ жизни» с самого начала являлся в значительной мере изобретением средств массовой информации, начиная с парижских газет первой половины прошлого века. С тех пор Да и то сказать - новости! Всю ситуацию с коммерческим манипулированием молодежным нонконформизмом Фрэнк Заппа исчерпывающе обстебал ещё в 1978 году («Приключения Грегори Пекари»), имеющий уши да услышал... А теперь представьте себе, пипл, что ваши «предки» - олдовые хиппи, постоянно воняют травой или бухалом, с пелёнок глушат вас рок-н-роллом, грузят идеями ненасилия, заботой об экологии, растягивают ваши ленивые конечности в йоговских упражнениях, дома постоянно толкутся непонятные люди и ведутся непонятны разговоры... Ведь, в конце концов, к переходному возрасту или ранее, вся эта тусня ребёнку может основательно остонадоесть и в дальнейшем вызвать стойкие неприятия любых форм идейного радикализма и «отклоняющегося поведения» в быту, что и произошло со значительной частью теперешних американских «двадцатисчем-то-летних» (twentysomethings). Вот что пишет в «Лос-Анджелес Уикли» американка 25 лет: «Я выросла с родителями-хиппи. Я видела «Волосы» Эндрю Ллойда Уэбера (???!!! – Забриски Rider) в Нью-Йорке, когда мне было четыре года. Мы смотрели мюзикл всей семьёй, и я помню, что в конце я была слегка испугана, но горда, когда меня называли «цветочным ребёнком»... Я помню своих родителей в постели с родителями моих друзей, помню длинные ночи с музыкой Боба Дилана, ПИНК ФЛОЙД, Джонни Митчелл, МАМАС энд ПАПАС. Я помню, как родители спрашивали нас, чего мы боимся, когда они принимают наркотики. Моя сестра отвечала, что мы боимся, как бы они не попали в тюрьму... Я гордилась, что мои предки - ««другие», и поэтому мне не надо ходить изучать катехизис по средам, и что мне вообще не обязательно делать что-либо только потому, что учитель или кто-либо из взрослых велел… Я помню, что ударные инструменты, разнообразные дудки, картинки, пластинки и кассеты были самым ценным для моих родителей имуществом. К 11-12 годам я ложилась в кровать с кипой отцовских порножурналов и уже точно знала, что свободная любовь – это хорошо, контрацепция и контроль рождаемости необходимы, а аборты возможны, хотя и нежелательны. К 13 годам я задумалась, что же такое «свободная любовь». Вероятно, это – ситуация, когда мой бойфренд остался ночевать на первом этаже нашего дома, я спустилась к нему потрахаться на зелёном бархатном диване, а утром нас застал отец, но ничего не сказал.... Я помню, как мне хотелось, чтобы мама была способна приготовить суп из индюшатины и хотя бы отдалённо почувствовала, что меня задевает, когда моя друзья предпочитают её общество моему. Я была надменна со сверстниками, считая, что знаю для своего возраста гораздо больше, чем они, благодаря моим родителям-хиппи, хотя я и отвергала многие замашки «предков». Я не курила, не пила, не торчала, хотя чувствую, что родители предпочли бы, чтобы я это делала. Я знала, что они – хорошие люди и, вероятно, в самом деле меня любят, по крайней мере мама, даже когда она пьяна в уматень. Иногда я задумывалась, удался ли их эксперимент? Вырастая без правил, без религии, без традиционного семейного обеда, я не знала никаких ограничений, естественных в обществе. Потом я носилась на роликах по Атлэнтик-сити, стала дорожной приятельницей, а затем и любовницей стареющей проститутки, пытавшейся слезть с иглы. Я бежала от такой жизни, чтобы стать исследовательницей, затем – «свободной художницей», живописцем, лесбиянкой, созданием, полным злобы и мыслей о самоубийстве. Я перебралась в Нью-Йорк, где «задействовала» свою пробудившуюся политическую сознательность и работала в альтернативной прессе, пестуя свою тягость к алкоголю и саморазрушению. Позднее я переехала в Гарлем, где пыталась изображать из себя белого изгоя (изгойку? – Забриски Rider), затем – в Бруклин, где со мной случился серьёзно нервно-психический кризис. Дисциплина и чувство реальности помогли мне преодолеть ещё один период отчаяния, и я решила, что надо бы дожить до 25 лет... Дочь родителей-хиппи...» 5. Другая молодая американка отмечает, что многие сорокалетние «...имеют отвратительную манеру высказывать своё моральное превосходство на том только основании, что им доводилось ломиться на концерт того или иного «битла», участвовать в маршах протеста и оргаистических галлюценогенных текстах, валяться голыми в грязи во время оглушительных рок-фестивалей» 6. То есть «достала» старая гвардия своими приколами американскую молодёжь, и «достала» основательно.... А вот что говорят «молодые консерваторы»: «Многие либералы в кампусах стали чувствовать себя настолько комфортно, что забыли, как отвечать на аргументы консерваторов. Кажется, они прекратили думать лет 20 назад – попали в своего рода провал во времени... Либерализм сейчас находится в состоянии интеллектуальной и моральной обороны. Настало время онсерваторам прикончить либерализм. Мы должны разоблачить их знаменитые фильмы, книги, журналы, их кумиров и идеологов. Необходимо сделать так, чтобы являться либералом в 80-90е годы стало также неуютно, как было неудобно слыть консерватором в 60-70е» 7. Крутовато? Однако, это мнение студентки 80х годов, и её можно понять, учитывая, что во многих университетах Штатов сейчас отменено изучение наследия «Скучных мёртвых белых мужчин» (т.е. Гомера, Платона, Шекспира, Байрона, Толстого, Достоевского, Ницше и др.), отменено изучение античности (ведь прародина цивилизации – Африка, ясный месяц!) и «мёртвых» языков... Зато преподаются некогда не существовавшая отдельно «женская культура», якобы фальсифицированная, скрытая и подавленная мужчинами, и плохо, вообще-то, изученные племенные културы, не говоря уже о прочих феминистских и психоделических наворотах. В результате, вместо европейского гуманитарного образования, в голове у выпускников подобных учебных заведений бред и каша, и они это иногда чувствуют. Особенно общаясь с коллегами-европейцами. А такие перекосы в образовании – прямое следствие деятельности либералов-шестидесятников (особенно - шестидесятниц), многие из которых занимают ныне профессорские кресла. Ещё один штрих: около 50% молодых американских любителей крок-музыки не смогли назвать имени ни одного из «Битлз». Ни одного! Любители рок-музыки... Очередной разрыв поколений? (Я-то думаю что просто для нынешних представителей поколения «Х» битловская музыка слишком проста, сладка и попсова. По сравнению, скажем, с Генри Роллинзом, THERAPY?, или той же NIRVANA. С другой стороны, слушают же они CRANBERRIES... – Забриски Rider). Однако всё-таки неверным было бы представление, что молодые «альтернативно мыслящие» американцы тотально отрицают и презирают культуру 60-70х. Музыкальный критик Джим Де Рогатис (фамилия какая-то странная у критика, или почерк у автора неразборчивый... – наборщик-раб), 27 лет от роду, в статье с замечательным названием “Start making sense” (сравни “Stop making sense” у Дэвида Бирна) пишет: «Я видел лучшие команды моего поколения, и им нечего сказать. Мечта рок-н-ролла жива среди двадцатилетних и у многих групп изобилие фантазии и страсти в том, что касается музыкального самовыражения. Но со словами – совершенно иная история. Рок-поэзия сейчас делится на три вида: злобная, шаблонная и просто несуществующая... Некоторые сердитые молодые группы, например, NIRVANA и BABE’s TOYLAND, буквально взрываются от ярости, но почти невозможно врубиться, о чём они стенают (Ну, прямо Салтыков-Щедрин: «...что орал, было не разобрать, но видно было, что человек бунтует» - автор). Кажется, большинство фанов ни капли не волнует, что сегодняшние тексты даже не приближаются к тому уровню, который был задан Бобом Диланом и БИТЛЗ в 60е или CLASH и Элвисом Костелло в 70е годы» 8 Ну, и какая у всей этой басни мораль? А морали, как поёт наш попсовик-затейник Бутусов, нет никакой. Имидж «продвинутого» нонконформиста в современной Америке окончательно стал рекламным и приелся, чем раздражает молодых «альтернативщиков» и радикалов, осуждающих всякий радикализм. Змея кусает себя за хвост, извините за выражение. При чтении альтернативной прессы (части её, разумеется) возникает впечатление, что, дай этим ребятам полную волю, и Америка превратилась бы в «Совок» с коммуналками, дворами, где каждый паренёк может по-отечески надрать подростку уши, бабушками, учащими жить всех подряд, сельскими сходами и завалинками и тому подобными знакомыми нам кайфами, плюс трайбализм энд феминизм. Такие идея вряд ли «победят» в полном объёме, как не «победили» и идеи «власти цветов», однако, несомненно, окажут то самое «косвенное воздействие» по Н.Сосновскому. Только Джим Моррисон здесь не при чём. И не какой он не можор, вот б... буду! Просто время было другое ... Да и вздыхать о том времени нечего, или “my reality is my reality”, как говорил Monte Gazazza, несомненный и безупречный нонконформист.
В.Шалабин Фото: любезно предоставлены друзьями автора статьи (проездом из Индии) P.S. Улётно цивильная фраза получилась. А Сосновскому за его великолепную статью о расте я бы какую-нибудь премию присудил. Например, ковёр-самопёр или косяк-кладенец. Примечания:
|
 
|
понятие «богема» столько усердно муссировалось и переосмысливалось, что к нашим дням потяряло какой-нибудь определённый смысли, хотя продолжает вызывать в сознании образ бунтаря с эстетическими наклонностями. И снова упоминается реклама «богемного духа» в пиве «Богемия» - кожаная куртка, мотоцикл, непонятный хайр, соблазнительная герла под боком... «Богемный образ жизни» продолжает играть важную роль в буржуазных фантазиях в качестве иного, невостребованного пути, на котором можно заниматься «собственным делом» и быть свободным от ига работы и семьи. Такие фантазии вызываются, скорее, не влечением к искусству, а усталостью от «крысиной гонки», однако в реальности 80-90х годов ни обыватель, ни художник не заинтересованы в «ссоре» с истеблишментом 4.